Последнее испытание

Легенда забыта старинная та,
Ведь страшный урок забывают всегда:
Любовь несовместное соединяет,
Любовь открывает любые врата...
Сдуваю пыль со страниц, которым не одна тысяча лет. И слова, что безмолвно лежали веками, оживают, срастаются, текут. Я снова вижу историю, которую записал когда-то. О власти, о любви и предательстве. О могущественном волшебнике, о его великой победе и великом поражении. О тех, кто его любил и ненавидел.
Тьма и Свет — вот два крыла,
Несущие в пространстве этот мир!
— Уходи, прошу тебя, — сказала она, крепко зажмуривая глаза и глотая собственные слезы, словно горькое лекарство.
Маг не ответил, но Крисания почувствовала мягкое прикосновение бархата к своей обнаженной руке, и все ее тело вдруг окутало уютное тепло. Она почувствовала пряный аромат благовоний, розовых лепестков и легкий, тревожащий запах тлена: так, вероятно, могли пахнуть высушенные крылья летучей мыши или череп какого-нибудь грызуна — словом, те таинственные предметы, которые маги используют в своем колдовстве. Потом рука Рейстлина осторожно прикоснулась к ее щеке. Тонкие и чувствительные пальцы показались ей необычайно горячими.
Крисания так и не поняла — то ли Рейстлин утер ей слезы, то ли они высохли сами от жара его рук. В следующее мгновение маг бережно взял ее за подбородок и отвернул ее голову от лунного света. Крисания едва могла вздохнуть — сердце ее билось так сильно, что грудь чуть не разрывалась от сладостной боли. Жрица закрыла глаза, боясь того, что она может увидеть, однако даже сквозь две мантии. черную и белую, она ощутила прижавшееся к ней сильное тело. И это пугающее тепло...
Внезапно Крисании захотелось, чтобы тьма окружила и ее, убаюкала, приласкала, укрыла от всех непогод и разочарований. Ей захотелось, чтобы удивительный жар его тела растопил тот холод, что еще оставался в ее душе. В отчаянном порыве Крисания воздела руки и потянулась к Рейстлину... но его уже не было. Она услышала только шорох его шагов, быстро затухающий в глубине коридора.
Крисания вздрогнула и открыла глаза. Горячие слезы вновь хлынули из глаз, и она прижалась щекой к холодному стеклу окна. Но это были слезы радости.
— Паладайн! — прошептала она. — Благодарю тебя! Мне ясен мой путь, и теперь я не ошибусь!
Черный маг стремительно шел по коридорам Храма. Все, кто встречал на пути его мрачную фигуру, в ужасе шарахались в стороны, не в силах вынести сопровождавшую его волну обжигающего гнева. В конце концов Рейстлин добрался до своей комнаты и чуть не вышиб сердитым ударом дверь. Одного его взгляда оказалось достаточно, чтобы в камине забушевал маленький огненный смерч. Пламя с гудением устремилось вверх по дымоходу, а Рейстлин принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону и осыпать себя проклятиями. Он метался так до тех пор, пока не почувствовал усталость. Тогда он бросился в кресло и погрузил яростный взгляд в бушующее пламя.
— Кретин! — повторял он, сжимая кулаки. — Я должен был это предвидеть! У моего тела, несмотря на всю его силу, есть одно слабое место, и слабость эта свойственна всем людям. Не важно, насколько развит и силен твой ум, и не имеет значения, насколько хорошо ты владеешь своими чувствами! Это все равно поджидает тебя, прячется в тени, как готовый напасть в любую минуту хищный зверь!
Рейстлин зарычал от бешенства и с такою силой вонзил ногти в ладони, что из-под них брызнула кровь.
— До сих пор я вижу ее перед собой, вижу ее белую кожу и полуоткрытые губы! Я чувствую запах ее волос и податливую упругость прижавшегося ко мне тела...
— Нет! — едва не крикнул Рейстлин. — Этого не должно быть! Нельзя допустить, чтобы это случилось! Возможно... — Он задумался и продолжил уже спокойнее:
— Что если мне попробовать совратить ее? Разве после этого она не окажется в полной моей власти?
Мысль была соблазнительная, однако она вызвала в Рейстлине такую бурю страстей и желаний, что тело его содрогнулось, будто в агонии. Прошло, однако, немного времени, и холодный разум мага возобладал над стихией чувств.
«Что ты знаешь о любви вообще и о соблазнении в частности? — насмешливо спросил он себя. — В этом искусстве ты — ребенок, еще более неумелый и глупый, чем твой буйволоподобный брат».
Помнишь ещё?